В этом году исполняется сто тридцать лет со дня рождения одного из самых любимых в России композиторов – Имре Кальмана, грустного автора веселых мелодий. А родился он 24 октября 1882 года в местечке Шиофок, что на берегу озера Балатон, воспев потом родные края в одной из лучших своих оперетт, ведь знаменитый Вараздин, куда так настойчиво звал Коломан Зупан графиню Марицу, находится именно там.
Отец будущего композитора вложил все свои силы и деньги, в то, чтобы сделать из маленького городка шикарный курорт, но фортуна не была к нему благосклонна. Известие о разорении отца настигло Имре, когда он гостил в имении своего товарища по гимназии. Так кончилось его недолгое детство.
Скрываясь от долгов, семейство Кальман перебралось в Будапешт, но и там их настигли вездесущие судебные исполнители. Имре пришлось помогать семье, давая частные уроки нерадивым ученикам. О своих собственных музыкальных занятиях пришлось на время забыть - рояль был продан в счет уплаты долгов отца. Словно на свидания бегал он в дом своих богатых родственников, чтоб хотя бы ненадолго прикоснуться к фортепианным клавишам.
В конце концов, отказывая себе во всем, Имре удалось скопить немного денег и купить собственный инструмент. Но, стосковавшись по роялю, занимался он столь неистово, что вскоре «переиграл» руки. О карьере пианиста пришлось забыть. Отец в своих мечтах видел сына адвокатом, и Имре покорно поступил на юридический факультет, не оставляя, впрочем, и занятий музыкой, без которой не представлял себе жизни. Тайком от своих родных, юный Кальман учился на композиторском факультете консерватории и к тому же подрабатывал музыкальным рецензентом в одной из газет - это давало ему возможность посещать все концерты и премьеры Будапешта. Какая уж тут юриспруденция!
Когда настала пора выбора, несмотря на сопротивление семьи, Имре отдал предпочтение музыке. Но вот беда – его серьезные произведения не пользовались спросом ни у издателей, ни у исполнителей. Однажды, сидя с друзьями в одном из будапештских кабачков, он с горечью воскликнул: «А я вот возьму и напишу оперетту!». Компания весело посмеялась вместе с ним. Только композитор Виктор Якоби, к тому времени уже прославившийся своей «Ярмаркой невест», поддержал Имре и даже помог ему найти толкового либреттиста, Кароя Бакони, которого поначалу Кальман безуспешно пытался «заразить» идеей оперетты о военных маневрах. Исчерпав все логические доводы, он вспомнил, как его приятель-военный расписывал романтическую обстановку вечеров у костра… «Постой! - воскликнул вдруг Бакони. – Да это же великолепная идея! На этом я построю текст!».
Премьера прошла 22 февраля 1908 года с невероятным успехом, которому предшествовало много трагикомических моментов, вроде отказа исполнительницы Мароши играть свою роль, поскольку композитор не написал для нее сольного номера. Все бы ничего… Но произошло это накануне премьеры. Бедному Кальману пришлось не только в срочном порядке писать выходную арию и оркестровывать ее, но и мирить примадонну с директором театра.
Уже спустя год «Осенние Маневры» увидели свет рампы знаменитого театра «Ан дер Вин», а музыкальные фрагменты спектакля сразу стали модной новинкой репертуара многочисленных оркестров, инструментальных ансамблей и капелл.
«Я сидел в кафе Пратера в Вене, - вспоминает первый биограф композитора Юлиус Бистрон. – Вдруг оркестр заиграл незнакомый мне грустный вальс. Все кафе начало напевать его. Я спросил у кельнера, что это за вальс.
- Как, вы не знаете? – воскликнул кёльнер. – Это номер из оперетты «Осенние маневры» какого-то Кальмана.
И кёльнер запел вместе с оркестром и всей публикой.
По дороге я встретил отряд солдат. Впереди шел оркестр и играл марш. Публика на тротуаре подпевала.
- Что это за марш? – спросил я.
- Это марш из новой оперетты «Осенние маневры».
Неожиданное для самого Кальмана сенсационное шествие его «Осенних маневров» по опереточным подмосткам всего мира окрылило композитора и в марте 1910 года в Будапеште, а через год и в Вене состоялась премьера его второй оперетты «Отпускной солдат», которая, впрочем, выдержав всего 75 представлений, бесследно исчезла со сцены…
Размышляя над причинами триумфа «Осенних маневров» и неуспеха «Отставного солдата», Кальман пришел к выводу, что наиболее привлекательным элементом его первой оперетты был не военный сюжет, а венгерский народный колорит музыки. И когда венгерские либреттисты Юлиус Вильгельм и Фриц Грюнбаум предложили ему пьесу под названием «Цыган-премьер», он с необычайным энтузиазмом взялся за работу. 11 октября 1912 года в Венском Иоганн Штраус-театре» состоялось первое представление «Цыгана-премьера», создавшего Кальману мировое имя. «Оперетта прозвучала, как взрыв бомбы и в течение ночи «Иоганн Штраус-театр» превратился в «Имре Кальман-театр» - писал Рудольф Остеррайхер. Всемирная слава Кальмана, связанная с триумфом «Цыгана-премьера» не померкла даже после неудачных премьер его оперетт «Маленький король» и «Фройляйн Сузи».
В начале 1914 года известные венские либреттисты Лео Штайн и Бела Йенбах предложили Кальману начать работу над опереттой «Да здравствует любовь!», вошедшую в историю жанра под совершенно другим названием… 17 ноября 1915 года на подмостках «Иоганн Штраус-театра» начала свое триумфальное шествие «оперетта номер один всех времен и народов» известная всему миру, как «Княгиня чардаша», а нашим соотечественникам, как «Сильва». Невзирая на Первую Мировую войну, «Княгиня Чардаша» проникла в охваченную революционным пожаром Россию, «перейдя границу», как и положено оперетте, довольно экстравагантно. В 1917 году в Хельсинки группа русских моряков попала на спектакль маленькой шведской антрепризы, игравшей вышеупомянутую «Княгиню чардаша». Им так понравилась музыка Кальмана, что после спектакля они пришли к примадонне этой маленькой труппы, Эльне Гистедт, и попросили клавир и либретто полюбившейся оперетты. Польщенная их вниманием, Гистедт подарила морякам клавир и либретто. Так «Сильва» попала в революционный Петроград, где премьеру одновременно сыграли сразу две труппы.
К слову сказать, музыка Кальмана настолько пришлась по сердцу «морским волкам», что на улицах Петрограда часто можно было увидеть колонну матросов, бодро марширующих под несколько необычную песню: «Сильва, ты меня не любишь! Сильва, ты меня погубишь! Ты меня с ума сведешь, если замуж не пойдешь!».
Полученное из-за океана известие об удачной постановке, провалившейся в Вене оперетты «Фройляйн Сузи», вызывает у Калмана решение использовать эту музыку в своей очередной работе. Автором текста его новой оперетты становится Рудольф Остеррайхер, будущий биограф композитора. Так появилась «Фея карнавала», премьера которой сначала с успехом прошла в Вене, а потом и в Берлине.
В 1918 году молодые либреттисты Юлиус Браммер и Альфред Грюнвальд приносят Имре Кальману текст «Графини Марицы», но композитор откладывает эту работу и приступает к созданию оперетты на текст Штейна и Йенбаха «Голландочка», премьера которой состоялась в 1920 году на сцене «Иоганн Штраус-театра».
Затем Кальман возвращается к либретто «Марицы», но на сей раз оно кажется ему несовершенным… И композитор просит Браммера и Грюнвальда написать ему либретто на другой сюжет.
Вскоре молодые драматурги делились с ним творческим замыслом: «Итак, у нас уже есть название и главное действующее лицо, но еще нет сюжета. Представьте себе красивого, молодого человека во фраке, у которого на голове белый шелковый тюрбан, украшенный роскошным пером белой цапли и еще более роскошным бриллиантом…Что же касается названия оперетты, то оно – «Баядера».
Кальман был в восторге и от центрального персонажа, и от названия. И уже в декабре 1921 года венцы приветствуют на сцене «Карл-театра» его новое творение, которое выдерживает подряд 425 представлений, завоевав затем широкую международную популярность.
И снова возвращение к «Марице». Снова удвоенная требовательность, бесконечные придирки к драматургам, которым приходится едва ли не заново переписывать все либретто…
Лишь 28 февраля 1924 года, шесть лет спустя после первого знакомства с текстом, «Графиня Марица» увидела свет рампы театра «Ан дер Вин», на многие десятилетия завоевав сердца зрителей.
Поиски сюжета для новой оперетты привели Кальмана и его либреттистов к мысли избрать местом действия цирк. И 26 марта 1926 года в театре «Ан дер Вин» состоялась премьера «Принцессы цирка», которая выдержав подряд 400 представлений, почти столетие продолжает оставаться одним из самых репертуарных произведений.
Не все знают, что Имре Кальман был восторженным поклонником джазовой музыки. Одним из его близких друзей был Джордж Гершвин, подаривший автору «Сильвы» серебряный карандаш, которым он написал партитуру «Рапсодии в блюзовых тонах».
Своеобразной данью восхищения джазом и одновременно попыткой выйти за рамки привычных венгерско-венских интонаций и ритмов стала «Герцогиня из Чикаго», которой венцы восторженно рукоплескали 6 апреля 1928 года. Еще бы! Ведь в главных ролях выступили их любимцы Губерт Маришка и Рита Георг.
Никто из сидящих в зале не знал, что среди хорошеньких статисток на сцене стоит эмигрантка из России Вера Макинская, девушка, которой суждено через несколько месяцев стать женой великого Кальмана. И которой он посвятит свою следующую оперетту «Фиалка Монмартра».
Сценическая судьба «Фиалки Монмартра», произведения автобиографического и во многом новаторского оказалась сложной. Поставленная на сцене «Иоганн Штраус-театра» 21 марта 30 года она смогла выдержать лишь 110 представлений. Понадобились годы, прежде чем эта опереточная версия «Богемы» смогла стать украшением репертуара многих театров мира.
Вскоре Кальман познакомился с известными берлинскими либреттистами Рудольфом Шанцером и Эрнстом Велишем, которые предложили композитору сюжет под названием «Дьявольский наездник». Его герой – граф Шандор - влюбляется в дочь своего политического противника князя Меттерниха. Приключения и недоразумения, связанные с этой романтической любовью легли в основу либретто, и в марте 1932 года на сцене театра «Ан дер Вин» состоялась премьера.
Это была последняя венская премьера Кальмана. Его новая оперетта «Императрица Жозефина» увидела свет в Цюрихе. Венская премьера была запланирована на ближайший сезон. Но в ночь на 12 марта 1938 года войска вермахта оккупируют Австрию, и Кальман с семьей эмигрирует сначала в Швейцарию, а потом в Соединенные Штаты.
По приглашению киностудии «Метро Голдвин Мейер», принявшей решение экранизировать «Марицу», Кальман с семьей едет в Голливуд, где встречает восторженный прием друзей и коллег. Но заказов на создание музыки к кинофильмам не поступает.
Тогда Кальман решается на создание мюзикла в содружестве с выдающимся балетмейстером Джорджем Баланчиным и одним из лучших американских либреттистов Лоренцом Хартом. Но в самый разгар работы над «Мисс Унтергрунд» (так должен был называться мюзикл) Харт умирает.
Семейные проблемы и тревога за сестер, оставшихся в оккупированной фашистами Венгрии, заставляют Кальмана замолчать на долгие годы.
Лишь через девять лет ему удается создать свою следующую оперетту «Маринка», повествующую о трагической любви австрийского эрц-герцога Рудольфа и юной баронессы Марии Вечера. Вслед за премьерой, которая состоялась в июле 1945 года на Бродвее, «Маринка» с успехом шла на сценах Филадельфии, Вашингтона и Бостона, не заинтересовав, однако, ни один из европейских театров.
Окончание мировой войны приносит Кальману не только радость, но и жестокое страдание. Потрясение, вызванное вестью о гибели сестер, приводит к серьезной болезни.
В 1949 году семья композитора возвращается в Европу. Вена встречает своего корифея торжественным чествованием. В Европе начинается новая волна постановок его оперетт. Окрыленный, Кальман начинает работу над новым произведением, увидевшим свет рампы, увы, только после смерти композитора. Это – «Аризонская леди», в которой венгерские мотивы затейливо переплетаются с мелодиями в стиле кантри, ведь персонажи оперетты эмигранты из Венгрии. Этим произведением Кальман, по его собственному выражению, «хотел поставить памятник Америке», приютившей его семью в годы вынужденных скитаний…
Сегодня мы чествуем великого венгерского композитора, без которого не мыслим русский музыкальный театр. Можно долго перечислять достоинства его прекрасной музыки, но чтобы понять ее значение для русского человека достаточно назвать только один факт. В блокадном Ленинграде, поддерживая угасающие жизни свои и зрителей, истощенные актеры театра музыкальной комедии играли «Сильву».